Российская эмиграция, вернее, релокация в Армению, конечно, еще ждет своего Аверченко – писателя, который сможет описать ее ярко, с иронией, иногда переходящей в сарказм, с любовью к своим персонажам и с грустным пониманием неизбежности.
К сожалению, я не могу быть этим бытописателем, потому что являюсь частью армянского общества, то есть нахожусь, говоря образно, извне. Я не читаю телеграмм-каналов, где оказавшиеся в Ереване россияне обмениваются информацией, не даю соотечественникам советы, как справиться с трудностями переезда в другую страну. Мне даже не приходится отвечать на бытовые вопросы: «отчего не все говорят по-русски?» или «как получается, что в магазинах нельзя расплачиваться российскими рублями?», или, скажем, «как лучше всего пересечь российско-армянскую границу – по суше, или морем?»
Но я, как и многие мои друзья, так или иначе оказался связанным с релокантами. Главным образом, потому что мне звонят и пишут московские друзья с просьбой встретиться, поговорить, ободрить и обнадежить их родственников или детей их друзей. Как правило, это совершенно адекватные молодые люди, с которыми приятно общаться. Обычно по их глазам уже видно, что я говорю с образованными, умными и мыслящими людьми.
Но были два случая, о которых я бы хотел рассказать отдельно.
Итак, начало тривиальное: связался со мной один из моих московских друзей и попросил помочь релоцироваться (ну и словечко!) сыну его подруги, прекрасному парню, замечательному специалисту в широкой области искусства, который сейчас едет в Армению на машине через Северную Осетию и Грузию. И было это в начале марта, то есть в ходе первой волны релокации.
Я, естественно, согласился и спустя некоторое время получил по WhatsApp-у письмо, в котором широкий специалист просил меня «сделать» для него бумагу с приглашением на работу, потому что он опасается, что российские пограничники в Ларсе не пропустят его без такого документа. В конце письма была приписка, что он уже купил одну такую бумагу в Грузии и далее шел ее скан. Бумага действительно выглядела как-то подозрительно и стоила, по словам будущего релоканта, ни много ни мало, тысячу долларов.
Я попросил одного из моих друзей написать такой документ, он согласился, тем более что широкий специалист в области искусства ему … ну, не то чтобы был необходим, но не помешал бы. Короче, все было написано, подписано и пропечатано, сфотографировано и отослано.
Через два часа спец написал massage с благодарностью. А в конце добавил, что ему нужно еще и второе официальное приглашение – для жены.
Боже мой! Неужели нельзя было сразу сказать о жене? Мы бы тогда сделали одно общее письмо! Оказалось, что он «не подумал». Также оказалось, что он «извиняется, просит прощения и надеется на нашу снисходительность».
Она была проявлена, второе приглашение послано.
Спец молчал около месяца. А потом вдруг написал, что уже находится в Германии и что пока он был в Ереване, как-то решил посетить Матенадаран, где вдруг узнал, что имя архитектора – автора этого здания, зовут так же как и меня. «Это, конечно, простое совпадение», – добавил он.
А ведь он мог бы посмотреть в Википедии, чтобы сразу увидеть – никакого совпадения здесь нет.
Я не ответил на это письмо. Надеюсь, что в Германии спецу живется хорошо и привольно.
* * *
Вторая история связана уже со второй волной релокации.
Снова мне написал один из московских друзей и попросил помочь сыну его друзей, который понял, что надо бежать от неизбежной мобилизации в Ереван. Мол, они с женой и дочерью вот-вот появятся в Армении, где я являюсь единственной надеждой. И, даст Бог, я помогу ему с трудоустройством, а если не ему, то хотя бы его жене, которая знает английский язык.
Два дня прошло в переписке. Я пытался выяснить, какими еще преимуществами обладают протеже моего друга, какие у них планы на будущее, а параллельно расхаживал по квартире, решая в какой комнате они будут спать и согласятся ли они спать в одной комнате с дочерью. А если нет, что делать?
Наконец, через два дня я понял, что переписка приобретает характер бессмысленного перебрасывания мяча, потому что вразумительных ответов на свои вопросы я не получаю. Муж – хороший парень, а жена говорит по-английски. И все. В итоге я попросил прислать мне их CV. Через день мне ответили, что они не приедут, потому что не смогли найти билетов в Бишкек.
Послушайте, но Бишкек ведь в другой стране?!
* * *
Но не все так трагикомично.
На днях зашел я в маленький магазинчик в центре Еревана и увидел троих разнокалиберных русских детей, которым по виду было от шести до десяти лет, оживленно обсуждавших какие-то свои покупки. Выбрав леденцы химически ярких цветов, они подошли к кассе, а когда кассирша обратилась к ним по-армянски, они поняли ее вопрос и ответили. Правда, ответили по-русски, но это неважно, главное, что все «заинтересованные стороны» прекрасно поняли друг друга. Расплатившись картой «Мир» (да-да, ее еще принимают в ереванских магазинах), они не вышли, а продолжили свои эмоциональные обсуждения.
Было ясно, что они говорят о курсе рубля. Из гвалта (а трое детей прекрасно умеют устраивать гвалт) вырвался тоненький голос: «Слушайте, сто драм – это 17 рублей, и все!» Старшая девочка немедленно достала телефон и погрузилась в вычисления на калькуляторе. Через минуту три детские глотки выдохнули: «Хватит!».
Компания победно взяла пакетик с подсолнуховыми семечками и прошествовала к кассе.
Тут я понял, что они высчитывали, хватит ли денег на карте, чтобы купить этот пакетик. Но не это было главным, а то, что в споре они произносили слово «драм» совершенно по-армянски, с свойственным армянскому языку мягким «р» и полугласным «э», слышащимся между «д» и «р».
Это были дети, совершенно интегрированные в новые реалии и новую жизнь.
* * *
Тут я поставлю точку. Не ждите от меня выводов. Эти истории – пусть и не вымышленные – все же единичны и не могут представлять общую картину релокации.
А я на составление общей картины не претендую.