Во второй половине мая в Ереване и Тбилиси прошли повторные показы фильма Кирилла Серебренникова «Лимонов, баллада об Эдичке» — англоязычного байопика одной из самых одиозных фигур современной российской истории. Культурный обозреватель Lava Media не нашел в себе сил досмотреть это, цитируем, «чудовищное кино», и в итоге написать вызвался наш политический обозреватель — который попытался понять, зачем и для кого это сделано.
Наверное, прежде всего надо отметить, что это не буквальная экранизация жизни Лимонова или даже его полу-выдуманной автобиографии «Это я — Эдичка» (1979). Кино Серебренникова — адаптация, причем достаточно вольная, романа (не биографии) «Лимонов» (2011) Эммануэля Каррера, ранее известного, в частности, своей довольно скверной биографией Филипа Дика. То есть перед нами фантазии Лимонова о себе, пропущенные через призму фантазий Каррера, к которым Серебренников щедро добавил собственных измышлений.
И вот уже на концептуальном уровне непонятно, как к этому относиться. Вроде бы перед нами художественный вымысел и вариации на тему, какая-то аллегория про российскую жизнь в целом, но ведь нет же — фильм про конкретного живого человека, на титрах кадры с реальным Лимоновым, сбоку на французском приписано, что он «умер за два года до российского вторжения в Украину».
Ладно, подхватим эту стилистику и попробуем рассмотреть фильм Серебренникова в оптике того, что мы пишем эту рецензию через три года после российского вторжения в Украину — раз уж сам режиссер на этом настаивает!
Прежде всего, это очень глупое и пошлое (в набоковском смысле) кино, изумительной красоты фантик, внутри которого помещен засохший нарциссический экскремент 50-летней выдержки. К оператору, команде, к выкладывающемуся на максимум гениальному британскому актеру Бену Уишоу вопросов нет никаких, они хорошо сделали свою работу. Вопросы есть к режиссеру, и очень большие. Серебренников даже не пытается анализировать самовлюбленный миф, которым фактически являлся Эдуард Савенко — он доверчиво, радостно и с восхищением его воспроизводит, раскрашивает разными фломастерами и освежает фейерверками.
Для кого это снято? Может быть, для зумеров? Лимонову в одной из сцен редактор советует посмотреть «Таксиста» Скорсезе, который, как известно, послужил основным источником вдохновения для популярного «Джокера» Тодда Филлипса. Серебренников открыто говорит в своем весьма познавательном интервью Антону Долину, которое мы еще процитируем далее, что считает «Джокера» великим фильмом и снимал его, так сказать, русскую версию. Ну как бы да, Джокер, которого мы заслужили.

Кирилл Серебренников
Правда, если Джокер Филлипса был притчей про то, как к власти в прогнившей системе приходит популист типа Трампа, то что такое тогда «Лимонов» — про то, как к власти пришел условный Путин? Но мы вообще не видим перехода Эдички-писателя в Эдичку-политика, монтажная склейка между 1979 и 1989 годом — это двухминутный экшен-монтаж под энергичную музыку, а переход между 1989 и 1993 годом и вовсе длится буквально десять секунд — сразу к ельцинскому перевороту и бункеру НБП. Вообще вся политическая часть, ключевое последнее тридцатилетие в жизни Лимонова, втиснута в финальные 20 минут длящегося более двух часов фильма. Но почему?
Потому что Серебренникову некрасиво, и он не хочет про это знать. Буквально.
В самом первом варианте сценария, который написал еще Павел Павликовский, фильм начинался с эпизода, в котором Лимонов стреляет по Сараеву. Для меня, например, снимать кино про человека, который стреляет по людям, было невыносимо. И Павел перестал работать над этим проектом, я уверен, именно потому, что выводил героя из этого эпизода. А я воспользовался тем, что снимаю не про настоящего Эдуарда Савенко, а про персонажа Эммануэля Каррера, и сказал, что про эту часть его жизни просто не хочу знать. Ее не будет. Мой герой будет революционер, который хочет гражданской войны и говорит, что она музыка для его ушей. Это будет. А стрельбы по людям не будет.
Все высказывания, все призывы, все столкновения с властью и последовавшее с ней слияние — аккуратно вырезаны, потому что режиссеру Серебренникову некрасиво на это смотреть (в отличие от полуголых мальчиков-скинов, которые сладострастно тренируются в бункере НБП под усидевшую в наше время между двумя полит-стульями группу Shortparis).
Летова, Курехина и Дугина, с которыми Лимонов основывал партию НБП, в фильме нет, самой партии как чего-то внятного тоже нет, кроме пары клиповых сцен, да что уж, даже второй жены Лимонова Наталии Медведевой нет — никого нет, ничего нет, кроме бесконечного эго героя.
«Что там писал Лимонов, против кого боролся, где воевал, на что напоролся — автору неважно. Девяностые затерялись между песнями и аппликациями» (Зинаида Пронченко).

Кадр из фильма.
На третий год полномасштабного вторжения в Украину Кирилл Серебренников снял сочувственный — нет, даже по-девчачьи восторженный — романтический фильм про персонажа, который предлагал присоединить Донецкую, Луганскую, Харьковскую, Запорожскую, Херсонскую, Николаевскую, Одесскую и Днепропетровскую области Украины к РФ и воевать с НАТО, захватить Северный Казахстан и Приднестровье, а в последние годы вообще поддерживал политику Владимира Путина, выступал в передаче Тиграна Кеосаяна «Международная пилорама» и призывал Кремль закрыть «Эхо Москвы», «Коммерсант-FM», РБК и «Новую газету», а их журналистов — лишить российского гражданства.
Ну и что это выходит такое, Кирилл? Это вот такая социальная ответственность художника? Это вот такая, выходит, политическая сознательность со стороны творца, которого выстроенный по заветам Лимонова режим чуть не посадил в тюрьму по выдуманному поводу и которому пришлось затем покинуть Россию и жить теперь в Берлине, где Серебренников наконец-то может дышать свободным воздухом и снимать кино своей мечты — и им оказывается романтический байопик русского фашиста. Ну поразительно же.
И ни у кого ничего не екает, ведь Лимонов ну он же поэт, он же литературный гений, он же как бы про политику не всерьез (а что всерьез, то из фильма мы аккуратно вырежем, некрасиво же!). Не знаю насчет гения: по-моему, Лимонов был поехавшим психопатом-нарциссом, одержимым примитивной телесностью, сырой энергией и вечной молодостью, непрерывно отпускавший комментарии по поводу телосложения других людей: «банален и слишком толстые ляжки» про Прилепина стало мемом, но ведь даже буквально последний пост, который дед написал перед смертью был обсуждением физического облика новоназначенного премьера Мишустина: «…похож на тучного невысокого слона….килограмм 120 как минимум, и обширный живот».
Или, допустим, финал фильма: в 2001 году Лимонов попадает в тюрьму, где «достигает нирваны и пишет книги». Давайте посмотрим, что там за нирвана и литературный гений, откроем написанную в Лефортово книгу «Священные монстры»:
…Приговор мой будет звучать резко: ленивый, не очень любопытный, модный Пушкин никак не тянет на национального гения. Его двухсотлетие, отмеченное с приторной помпой федеральными и московскими чиновниками, еще лишнее доказательство этого. Пушкин так банален, что даже не опасен чиновникам. Он был банален и в свое время.
В «Мастере и Маргарите» обыватель с его бутылью подсолнечного масла, с его жэками и прочей низкой реальностью присоединяется к высокой Истории. К Понтию Пилату и Христу. Ну как же обывателю не любить такую книгу?! Он ее и любит с завидным простецким задором. Хотя если считать по высокому гамбургскому счету, книга получилась вульгарная, базарная, она разит подсолнечным маслом и обывательскими кальсонами. Эти кальсоны и масло преобладают и тянут вниз и Понтия Пилата и Воланда и Христа. С задачей создать шедевр — роман высокого штиля — Булгаков не справился — создал роман низкого, сродни «Золотому теленку».
Артиллеристский [sic] офицер Лев Толстой начинал, впрочем, хорошо: с талантливых «Севастопольских рассказов», с талантливого «Хаджи Мурата». Но его романы — литературная халтура. То же, что я высказал о «Войне и мире», можно сказать об «Анне Карениной» и «Воскресенье». Они собраны из конструктора литературных штампов… Сегодня, когда иная веселая москвичка может за день побывать в постелях трех разных мужчин, проблемы мадам Карениной кажутся достойными улыбки.
Пушкин ничтожество, Булгаков ничтожество, Толстой ничтожество. Один Лимонов гений! Я! Я! Я!

Акция НБП.
И везде, в каждой главе (заметив это однажды, развидеть уже невозможно) — обсессивные комментарии про телосложение и секс, про энергию совокупления, про юные молодые тела. Ну чисто стареющий вампир в СИЗО строчит это, словно истекая слюной, если не спермой. И ведь правда вампир: когда к 50 годам, еще в начале 90-х, собственная сырая энергия у Лимонова начала заканчиваться, он основал тоталитарную секту под видом политической партии, чтобы питаться молодыми безмозглыми парнями и девчонками, которым очень хотелось движа.
Убитые и покончившие с собой молодые люди из НБП: Юрий Червочкин, Антон Страдымов, Рим Шайгалимов, Алексей Срывков, Илья Гурьев; получившие 15 лет за терроризм Сергей Соловей и Максим Журкин; все те бесчисленные не попавшие в новости имена — где они хотя бы списком в титрах, хотя бы намеком, упоминанием? Сейчас, конечно, это все уже история, а бывших участников «партии» раскидало по разным сторонам фронта Апокалипсиса. Кто-то, как Захар Прилепин, — боевой офицер в Донбассе, кто-то, как Сергей Смирнов, возглавляет оппозиционное медиа.
К сожалению, режиссеру Серебряников все это неинтересно, у него русский Джокер красиво страдает в Нью-Йорке.
Может быть, режиссер в огромном интервью «Медузе» к выходу фильма как-то раскрыл свои мотивации? Читаем.
Это не биография Лимонова. Если кто-то захочет снять биографию, он и снимет — наверное, это будут «русские патриоты» — про Донбасс, про поездку на Балканы и стрельбу по Сараеву, про какие-то вещи, которые для них будут важны. А наш фильм — экранизация книги Эммануэля Каррера. В ней представлен не вполне Лимонов, хоть она и называется словом «Лимонов».
Хорошо, Кирилл, а зачем тогда ты вставил титры про Украину в конце, если это воображаемый персонаж?
У Эммануэля роман тоже рассказывает о событиях до начала XXI века. И написан он не для русского читателя, который мог с ним согласиться или не согласиться. Это взгляд на Лимонова глазами западного интеллектуала. Мне было не сподручно начинать смотреть на него какими-то совсем другими глазами, тогда это была бы уже не экранизация.
Хорошо, то есть мы смотрим фильм глазами англосаксов. Которые, кстати, по странному ауто-ориенталистскому комментарию Серебренникова дальше в этом же интервью, слишком слабы духом, чтобы вместить всю мощь русского писателя Лимонова:
[Бен Уишоу] работает, что называется, по системе Станиславского. Не играет, а становится персонажем. Он на площадке однажды потерял сознание от напряжения, не справилась хрупкая, так сказать, физиология британского человека. Внутренний русский убил, смял британца, придушил, отправил в нокдаун. Британец упал, а русский отряхнулся и пошел дальше. Бен поселил в себе этого Чужого. Мы видели, как из человека вылезает Чужой.
Ну и главная, наверное, оговорка:
Когда ты снимаешь биографию, то должен стать своим персонажем. А этим персонажем не так-то просто стать. У нас очень разные взгляды на мир. Я человек абсолютно либеральных взглядов, а он ровно наоборот, он имперец и человек войны, он «совок». Более противоположного существа, наверное, мне трудно найти. Но это же тоже интересно!
Интересно ему. Ну да, так же, видимо, и литературному критику Галине Юзефович было интересно вздыхать по Захару Прилепину и Александру Пелевину-младшему уже после начала войны. Вообще главной проблемой, а может быть, и причиной той ситуации, где мы все оказались, сейчас видится томное придыхание русского интеллигента перед брутальной сырой мощью фашистского сапога — вместо того, чтобы этот сапог бдительно отслеживать, классифицировать и принимать меры.
Эдуард Лимонов в свое время сделал выбор — из такого интеллигента превратиться в такой сапог, имея к тому определенные личностные склонности и чутко ощущая, куда дует ветер.
Нам нужен был фильм про Лимонова, который бы честно показал его как лидера секты, как вампира, питавшегося молодыми душами, как самовлюбленного графомана и психопата по типу Чарльза Мэнсона, к которому неодолимо тянуло юных людей без мозгов, как человека, который стремительно и даже не особо противореча себе развернулся от «лидера оппозиции» к пророку тирании действующей власти.
Но достоин ли этот Лимонов места в истории кинематографа — очень большой вопрос.
Текст: Артур Самойлов
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.